Рисунок
1. Храм
Кандарйя-Махадео, Кхаджурахо
|
Рисунок
1. Храм
Кандарйя-Махадео, Кхаджурахо
|
Это
эссе предполагает только один наглядный пример, но читатель должен понимать,
что предметом этого небольшого исследования является сам индуистский
храм, независимо от периода, относительной сложности и местности постройки.
Выбор был сделан в связи с недавней [1946] интереснейшей публикацией доктора
Стеллы Крамриш (Stella Kramrisch) – The Hindu Temple.
Прежде
всего, стоит отметить, что наиболее существенным в устройстве храма является
алтарь, или его сердце, в котором совершаются приношения тому, что присутствует
незримо, и может изображаться или не изображаться иконографически. Святилища
древнейших типов – «столовые камни»[1]
мегалитических культов и каменные алтари культа дерева или менгира[2];
святилище может состоять только из алтаря, и тогда сжигаемые подношения
переносятся богам с дымом от огня, а Агни выполняет роль жреца-исполнителя. Во
всех этих случаях святилище не имеет крыши (hypaethral)[3]
и открыто небу. С другой стороны, древнейший тип индийской священной
архитектуры, имеющий стены и крышу это садас («сидение», при том, что
священнодействие – это саттра, «заседание») для ведического
жертвоприношения или литургии. Построенное только на время, это ограждение есть
место «скрытое» (tiras, antarhita), которое посещают боги, и в котором жертвователь,
облачив себя «одеянием созидания и пыла», спит, становясь «как бы одним из
них», насколько это возможно для существа живущего во времени; он воистину
становится зародышем, и рождается из священного пространства как из чрева[4].
Этот «дом или зала есть микрокосм», углы которого, к примеру, называются
«четырьмя сторонами света»[5].
В то же время, нет никакого фундаментального различия между храмом и
человеческим жилищем, будь то хижина или дворец, как это очевидно в случае тех
культур (и ярким примером здесь является индийская культура), в которых отец
семейства – домашний жрец, ежедневно исполняющий агнихотру в родовом кругу.
Также
нужно заметить, что в Индии, как и везде, существуют не только рукотворные
храмы, являющие собой подобие вселенной, но что и сам человек являет собой
микрокосм и «храм Божий»[6]
или град Божий (brahmapura)[7].
Таким образом, тело, храм и вселенная аналогичны, а значит, любое богослужение,
отправляемое внешне и видимо, может быть также совершено внутренне и невидимо,
а «явный» ритуал является, на самом деле, не более чем средством или опорой для
созерцания, а внешние средства (и это как раз относится к Греции) имеют своим
«завершением и целью познание Того, кто есть Первый, Господин, Умопостигаемый»[8]
– и он находится за пределами всего видимого. Также безо всяких сомнений
говорится, что «вся земля божественна», т.е. может служить алтарём, но, тем не
менее, место намеренно выбирается и готовится для совершаемого
жертвоприношения, а верность расположения зависит не только от него самого, но
от мастерства жреца; это место всегда располагается на светлой возвышенности и
в центре, или в пупе земли, а также ориентировано на восток, так как «с востока
на запад приходят боги к людям»[9].
Постоянно подчёркивается, что жертвоприношение – это, на самом деле, умственная
операция, которую следует выполнять внешне и внутренне, или, во всяком случае,
внутренне. Она исполняется «всем умом и всей сущностью» жертвователя. Он будто
выходит за свои собственные пределы, и сам становится главной жертвой[10].
Истинная цель поклонения – воссоединение с высшим и внутреннейй возрождение,
достигаемые не просто механическим исполнением богослужений, но полным
осуществлением их значения, или даже одним этим осуществлением[11].
Агнихотра, или приношение на огне, например, может стать, и для постигшего
становится, внутренним самопожертвованием, в котором сердце – это алтарь,
внешний человек – подношение, а пламя – самообуздание[12].
Тело
человека, выстроенный храм и универсальное существование – аналогичны и
равнозначны, составляющие храма соответствуют частям человеческого тела не
менее чем составляющим всего мироздания[13].
Все пространственные (nirmitta, vimitta) (установленные, устроенные. – Прим. пер.)
формы недвусмысленно являются «домами», населёнными и наполненными невидимым
Присутствием и являющими его возможности проявления во времени и пространстве;
их raison d'être (причина бытия. – Прим. пер.) это то, что может быть
познано. Для этого объединяющего и созидающего Принципа, Дух или «Я» всех
существ, только видимо ограничен своими жилищами, которые, как и другие образы,
служат опорой для созерцания, и не являются конечными сами по себе, но служат
только более или менее действенным средством освобождения от оболочек любого
рода. Другими словами, их назначение является первично иконографическим, но
конечная цель в итоге предполагает отказ и от этих форм.
Каждый
из «домов», о которых мы говорим, простирается и ограничивается в шести
направлениях: надире, четырёх горизонтальных направлениях и зените – ногах,
поле или земле; теле, внутреннем или атмосферным пространстве; черепе, крыше,
или небе – определяющих протяжённость человека, церкви, и мира соответственно.
Здесь мы можем рассмотреть только одну или две стороны этой и других аналогий.
Например, в храме есть окна и двери, из которых пребывающий внутри может
посмотреть и выйти наружу, или напротив – вернуться к самому себе; в теле этому
соответствуют «врата чувств», через которые можно смотреть наружу во время
активности, или вернуться в «сердце» своего бытия, когда чувства отделены от
своих объектов восприятия, то есть при глубоком сосредоточении. Однако,
теоретически существует и другая дверь или окно, досягаемые только при помощи
лестницы или верёвки, на которой «висит» наше бытие, прикрепляясь к своему
высшему источнику, и посредством которой можно выбраться из всех
пространственных структур, и не быть на одном уровне с их основанием, или даже
в нём самом, но находиться только над ними. В человеческом теле этот выход
представлен родничком, открытым при рождении, и вновь открываемым при смерти
ритуальной трепанацией черепа, хотя и при жизни он может быть открыт при помощи верных духовных
практик, так как это «отверстие Бога» (brahma-randhra)
соответствует «цели» или «сердечному оку», с микрокосмическим градом Божьим
внутри, который покидает Дух после смерти[14].
По своей архитектуре, brahma-randhra, отверстие черепа или рукотворного
храма соответствует слуховому окну, отверстию дымохода, или световому окну (Lichtloch)
традиционного жилища; опейон присутствует в некоторых древних и даже
современных западных храмах, которые, таким образом не имеют крыши (hypaethral)
[15]. В
ранних индийских деревянных постройках купол несомненно накрывался круглым
диском (kaṇnikā), на котором
располагались балки подобно спицам колеса или рёбрам зонта, но здесь всё равно
имеется отверстие, а значит оно обязательно используется как проход, или выход,
о котором говорится, что через него стремительно отправляются Совершенные
(Араханты), «идущие по своей воле» и «небесные странники»; это «высшая дверь» (agga-dvāra) [16]. В позднейшей индийской каменной
архитектуре это можно увидеть в круглой каменной плите (āmalaka), явно предусмотренной как
крышка для опейона верхушки здания, но и она также имеет отверстие для фиала,
продолжающего центральную его ось; таким образом, здесь также присутствует брахма-рандхра. В мире, где небо – крыша, Солнце это – Janua Coeli,
«врата освобождения» (mokṣa-dvāra), единственный способ
преодолеть обусловленную вселенную, и тем самым «уйти полностью» [17].
Как
мы видим, алтарь (который всегда является «сердцем» жертвоприношения,
аналогичным человеческому) и окулус купола (всегда символизирующий Солнце) –
это непосредственные и конечные цели верующего, приходящего к божеству,
рукотворный «дом» которого – храм, чтобы поднести ему самого себя. Алтарь, как
сакральное сердце, всегда умозрительно находится в центре или пупе Земли, и
купольный Солнечный глаз – всегда в центре свода (ceiling) или
coelum, что прямо над ним; они связаны в своём принципе, а в
более ранних строениях они были связаны прямо, посредством осевой колонны,
одновременно связывающей и отделяющей пол и потолок, и поддерживающей
последний; как было в начале времён, когда небо и земля были одним, а потом
Творец «разделил их столпами» [18]. Именно по
этому столпу, упоминаемому также как мост[19] или
лестница, или, из-за своей нематериальности – «крылатая птица»[20],
и всегда рассматриваемого начиная с основания, так как «здесь, в этом мире нет
обходного пути» [21],
так как «трудное восхождение за Агни» (dūrohaṇa, agner anvārohaḥ)[22]
должно быть совершено от низа к Солнечным вратам в вышине; это восхождение
воспроизводится в многочисленных ритуалах в виде карабканья на столб и
подобном, особенно примечательно здесь подъём жертвователя на жертвенную
колонну (yūpa), при котором, он, достигая вершины и возвысясь
головой над капителью, говорит от имени себя и своей жены: «Мы достигли небес,
достигли богов; мы стали бессмертными, стали детьми Праджāпати»[23]. Расстояние, отделяющее небо
от земли для них временно не существует, так как между ними проложен мост.
Подлинный смысл и значение космического столпа
(skambha), или Axis Mundi, о которой
говорилось выше, лучше всего показано в Атхарваведе X.7 и 8[24], и изложено в исламском учения
о Кутбе, с которым отождествляется Совершенный Человек, и вокруг которого
вращается всё мироздание. В ведическом понятии sadas ось
представлена центральным столпом (sthūṇa-rāja, или śālā-vaṃśa), который воздвигает сам жертвователь, и который обозначает Срединное
Дыхание[25],
аналогичный осевой принцип бытия человека[26]. В алтаре для ведических, или
огненных жертвоприношений, представляющем собой образ всего мироздания, также
присутствует центральная ось, которая проходит через три «самопронизанных
кирпича» (svayamātṛṇṇā), верхний из которых
соответствует Солнечным вратам более поздних текстов; это ось, которая, как и
лестница Иакова, есть «путь вверх и вниз в эти миры». Достигая божества,
изображение или символ которого расположен в сердце храма, верующий
возвращается к своему собственному сердцу и центру своего бытия, чтобы
исполнить богослужение, которое предуготавливает его окончательное воскрешение
и обновление из погребального огня, в котором подносится последняя жертва.
Таким
образом, мы снова возвращаемся к концепции трёх аналогичных «домов» -
телесного, рукотворного и космического, которые населяет и наполняет Живой Дух,
и при этом мы видим, что образы древнего архитектурного символизма выдержаны и
в позднейших строениях, назначение которых они призваны исполнять[27].
Подводя итог я хочу подчеркнуть, что, как уже говорилось, кратко описанный выше
архитектурный символизм Индии ни в коем случае не является местным, но
распространён по всему миру. Например, понимание устройства храма как
микрокосма, подобия вселенной, повсеместно распространено среди Американских
индейцев; как отмечает Сартори: «Среди индейцев уичоли … храм считается
изображением мира, крыша – это небеса, и почти все церемонии, выполняемые при его
постройке соотносятся с этим пониманием» [28];
также стоит вспомнить описание большого дома делаваров Спека (Speck): «Большой дом означает
вселенную; его пол – землю, стены – четыре стороны света, его купол - небесный
свод, где пребывает Творец в его неизмеримом могуществе … центральный столб –
это посох Великого Духа, низ которого стоит на земле, а вершина находится в
руке Высшего Существа, восседающего на своём троне»[29].
Подобно этому, в аналогичном индийском представлении о направлениях вверх и
вниз говорится, что «меж этих движений обретает своё бытие индуистский храм;
его центральный столп воздвигнут из сердца Vāstupuruṣa (пуруши-здания. – Прим. пер.) в Brahmasthāna (месте Брахмы. –
Прим. пер.), из центра и сердца
бытия на Земле, и поддерживает Prasāda Puruṣa [Prāsāda?] (Дворец? Пуруши) в Золотом Сосуде в великолепии Эмпирея» [30].
И наконец, поскольку храм –
это подобие вселенной, его тёмное внутреннее пространство сосредоточено вокруг
единственного изображения или символа всетворящего Духа, а наружные стены
покрыты изображениями Божественных Сил во всём их проявленном многообразии.
Приходя к святыне, человек движется от множества к единству, так же как это
происходит при созерцании; возвращаясь во внешний мир, он снова окружает себя
бесчисленными формами, которые, играя, вызывает к бытию Единственный Зритель и
Деятель внутри него. И это различие между внешним миром и внутренней святыней
индийского храма, в которую проникают «словно снова рождаясь из тёмной утробы»[31],
равно тому, которое проводит Плотин, говоря, что зрящий Высшее, будучи единым с
его видением, «подобен тому, кто, войдя в святую святых, оставляет изображения
храма позади, ведь Там он видел не простое изображение, не след, но саму
Истину, хотя формы и займут вновь первый план когда он оставит святыню» [32].
Божество, не имеющее своей
формы но принимающее бесчисленное множество форм, есть один и всегда тот же
самый Пуруш̣а, и поклонение ему в любом из представлений ведёт к
одинаковому освобождению: «как кто ко Мне приходит, так Я его и принимаю» [33].
В конечном итоге,
ритуалы, как и древние ведические жертвоприношения, это внутренние действия, а
внешние формы для них – только опора, необходимая для тех, кто, будучи ещё в
пути, ещё не достиг конечно цели, и кто, даже будучи ещё в мире, уже ему не
принадлежит. Между тем, не существует большей опасности и большего препятствия,
чем поспешная «борьба с предрассудками» для людей, которые всё ещё
принимают свое собственное существование за истину и ещё не «познали Себя», а
подавляющее большинство именно таково, и именно для них храм и все его формы
это самые наилучшие указатели в пути.
* Перевод на русский язык по Coomaraswamy
– Traditional art and symbolism, Princeton University Press, 1977.
[1] Ср. Дж. Лэйард (J. Layard), Stone Men of Malekula (Лондон, 1942), стр. 625, 701, о дольменах
как алтарях, используемых также как место для сидения.
[2] Ср. Кумарасвами, Yakṣas [I], 1928, стр. 17.
[3] Ср. Кумарасвами, «Early Indian Architecture: II. Bodhigharas», 1930. Греческое слово (применяемое к киникам и индийским
гимнософистам) = abhokāsika (как говорится о буддистских монахах); ср. vivattacado
(«тот, чья крыша была открыта», эпитет Будды).
[4] Ш́Б. III.I.I.8, III.I.3.28; ТС. VI.1.1.1, VI.2.5.5.
[5] ТС. VI.I.I.I, с комментариями Кейт (Keith) в HOS, XIX, 483, н. 4.
[6] I Кор. 3:16, 17.
[7] АВ. X.2.30; ЧУ. VII.I.1-5.
[8] Плутах, Moralia 352A.
[9] Ш́Б. I.1.2.23, III.1.1.1, 4
[10] Ш́Б. II.4.1.11, III.3.4.21, III.8.1.2, IX.5.1.53.
[11] Ш́Б. X.4.2.31, X.4.3.24.
[12] Ш́Ā X; Ш́Б. X.5.3.12; С. 1.169.
[13] См. Стелла Крамрич, The Hindu Temple (Calcutta, 1946),
II, 357-61, “The Temple as Puruṣa.”
[14] БУ. IV.4.2; ЧУ. VIII.I.I-4; Хам̣са Уп.. I.3. О трепанации черепа см. Gāruḍa Purāṇa X.56-59, bhittvā brahmarandhrakam
(прорвавшись
через
брахмарандху. – Прим. пер.), что соответствует bhittvā kanṇikā-maṇḍalam (прорвавшись через потолок
храма. – Прим. пер.) в
архитектуре (ДхА. III.66), и bhittvā sūryamaṇdalaṃ ("прорыву сквозь диск солнца") микрокосмически (МУ.VI.30). В тексте
пураны это «преодоление» многократно представлено воскрешением умерших из
жертвенного огня в котором сжигается тело, ср. ДжУБ. III.II.7.
О «сердечном
оке» см. Ян Амос Коменский (J.A. Comenius), Лабиринт света и рай сердца
(The Labyrinth
of the World) (1631, по Й.В. Анрдреэ (J. V. Andreae), Civis
Christianus) пер. М. Спинка (M. Spinka) (Чикаго, 1942), гл. 37, 38, 40 («под
сводами этой моей каморки большое круглое застекленное окно» (цитата по
русскому переводу С.С. Скорвида М., 2000. – Прим. пер.) доступное только при помощи лестницы; с одной стороны Иисус взирал
через него сверху вниз, а с другой –находящийся внизу тоже смотрел через него
вверх).
[15] Например – римский Пантеон; ср. гравюры Храма Кашля (Tempio della Tossa). «Да и теперь, чтоб ничто,
кроме звезд, ему (Термину) не было видно, В храмовой крыше пробит маленький в
небо проем». – Овидий, Фасты, цит. по пер. Ф.А. Петровского.,
Книга II, 672-673, М., 1973). Для примеров в исламской архитектуре см. Е. Диез
(E. Diez) в Ars Islamica, V (1938), 39, 45: «Важнейшим вопросом было определение пространства, и оно было поставлено в
подчинение бесконечности и соотнесено с ней через широкий опейон в
зените купола, Это соотнесение с всем совокупным пространством всегда
подчёркивалось светом купольного отверстия в западной архитектуре. … Исламское
искусство предстаёт как индивидуализация своего метафизического источника (unendlichen
Grund).»
[16] См. Кумарасвами,
«The Symbolism of the Dome», «Pali kaṇṇikā» и «Svayamātṛṇṇā: Janua Coeli»; об agga-dvāra,
см. Кумарасвами, «Some Sources of Buddhist Iconography», 1945,стр. 473, прим.
12. О выходе через крышу ср. Одиссея 1.320 где Афина, покидая дом
Одиссея, «подобно птице вылетела через окулус»; Кросс (Cross) и Слоувер
(Slover), Ancient Irish Tales (1936), стр. 92, «И он [бог Мидир] вынес
её [Этайн] через дымовое отверстие в крыше ... и они увидели двух кружащих
лебедей»; Г. Ринк (H. Rink), Tales and Traditions of the Eskimo (Лондон
и Эдинбург, 1875), стр. 60, 61, когда «ангакок, [шаман] хотел взлететь,
он сперва пролетал через отверстие, которое само открывалось в крыше».
Через
отверстие в космосе Человек, Сын Божий, смотрит вниз, и нисходит (Гермес
Трисмегист, Lib. I.I4). И как kaṇṇikā символизирует самāдхи или синтез, как называется в греческом замковый камень
«гармонии», как говорит Павсаний «всего строения» (Pausanias, VIII.8.9 и IX.38.7).
Об agga-dvāra
также стоит заметить, что agga ( = agra, ср. Платон, Федр 247B и Филон,
О сотворении мира согласно Моисею, 71, или «вершина» основана Буддой (A
II.17, Д.
III.147), который «отрывает врата бессмертия» (Вин. I.7, Д. II.33, M. 1.167) и сам является в
данном случае божественными Вратами, как Агни (АБ. III.42) и Иисус (Ин. 10:9; Сумма Теологии
III.49.5), эти Janua Coeli есть врата, пред которыми стоят и в которые
стучат Будды (С. II.58).
Дополнительный
материал можно найти в работе П. Сартори (P. Sartori), «Das Dach im Volksglauben»,
Zeit, des Vereins f. Volkskunde, XXV (1915), 228-241; работе К. Рамма (K.
Rhamm) рассмотренной В. Риттером фон Герамбом (V. Ritter von Geramb), там же., XXVI
(1916); работе Рене Генона «Le Symbolisme du dôme», Études traditionelles,
XLIII (1938); работе Ф.Дж. Тритча (F.J. Tritsch) «False Doors in Tombs», JHS,
LXIII (1943), 113-115; и в более общем виде у У.Р. Летаби, (W.R. Lethaby), Architecture,
Mysticism, and Myth (Нью Йорк, 1892).
[17] ДжУБ. I.3.5 «чрез средину солнца», ДжУБ. I.6.1, Janua Coeli, ДжУБ. IV.14.5, IV.15.4 и 5,
или «Солнечные врата» в МУ.VI.30 и Мунд. Уп. I.2.11.
[18] Р̣В. passim.
В общем смысле, ось вселенной является столпом (mita, sthūṇa, vaṃśa. skambha и т.д.) Огня (Р̣В. 59.1, IV.5.1, X.5.6) или Жизни (Р̣В. X.5.6) или солнечного Света
(ДжУБ. I.10.10), Дыхания
Духа (ranāḥ, passim), т.е. Себя (atman, БУ. IV.4.22). Разделение
земли и неба в начале творения – общая черта всех мифов по всему миру.
[19] Д.Л. Кумарасвами «The Perilous Bridge of
Welfare», HJAS, VIII (1944).
[20] ПБ. V.3.5.
[21] МУ.VI.30.
[22] ТС. V.6.8; АБ. IV.20-22.
[23] ТС. 1.7.9, V.6.8, VI.6.4,2; Ш́Б. V.2.1.15. Ср. Кумарасвами, «Svayamātṛṇṇā: Janua Coeli».
[24] АВ. X.7.35 и 8.2, «skambha держит и землю и небо … населяет все миры … Где между этими двумя столп,
там всё одушевлённое (ātmanvat), всё что дышит и мерцает».
[25] АĀ. III.I.4,
III.2.1; Ш́А. VIII; ср. Кумарасвами, «The Sun-kiss», 1940, стр. 58, прим. 30.
[26] БУ.
II.2.1, где для тонких и грубых тел индивида, «срединное дыхание
– опора» (madhyamah prāṇaḥ ... sthūnā).
[27] «En effet, il est bien connu que la construction de l’autel
du feu est un sacrifice personnel déguisé. ... L'activité artistique de l’Inde
s’est toujours ressentie, nous l’avons reconnu, de ce que la première oeuvre
d’art brahmanique ait été un autel où le donataire, autrement dit le
sacrifiant, s’unissait à son dieu,» Paul Mus, Bara- buḍur (Paris, 1935), I, *92, *94.
[28] Сартори, «Das Dach im Volksglauben», стр. 233.
[29] Ф.Г. Спек (F. G. Speck), о больших домах делаваров, цитата из Publications of the Pennsylvania Historical
Commission, II (1931), по У. Шмидту (W. Schmidt), High Gods in North America (Оксфорд, 1933), стр. 75. На стр. 78 Шмитд
обращает внимание, что «Делавары всецело правы в признании фундаментальной
важности центрального столпа», и отмечает, что это свойственно и многим другим
индейским племенам, среди которых «центральны столп церемониального здания имел
такую же символическую функцию, а значит, он относится к древнейшим
составляющим североамериканской религии.»
О важности центрального столпа, см. также
Й. Стржиговский, Early Church Art in Northern Europe (Нью-Йорк, 1928), стр. 141., о деревянных церквях Норвегии: «Колокольня,
как вершина перпендикулярной оси, это, похоже, свидетельство времён, когда
единственным типом были церкви с одной центральной колонной». О Китае см. Дж. Экке
(G. Ecke), «Once
More Shen-T’ung Ssu and Ling-Yen Ssu», Monumenta Serica, VII (1942), стр 295 и далее. См. вступительный стих к Dasakumāracarita: «Пусть столп Его
ступни, Трёх-конного (Вишну), перенесёт тебя: древко зонта Brahmāṇḍa (мирового яйца. – Прим. пер.), стебель космического
лотоса Стожертвущего (Брахмы), мачта корабля земли, древко знамени изливающей
нектар реки, ось небесной сферы, обелиск победы над тремя мирами, и палица,
смертоносная для врагов богов, – путь ты будешь восходить всем этим».
[30] Крамриш, The Hindu
Temple, II, 361.
[31] Там же, стр. 358.
[32] Плотин,
Эннеады VI.9.II,
[33] БГ. IV.11.
