Интеллектуальное братство


«Для прославления интеллектуального братство человечества.»
Вместе с теми, кто печалится о Европе в час её гражданской войны (речь о вооружённых конфликтах в рамках первой мировой войны и не только, произошедших в начале XX века – прим. ред.) и теми, кто отдаёт дань гробнице Уильяма Шекспира (в 300-ю годовщину его смерти – прим. пер.), именно сейчас я считаю уместным и значимым вспомнить о человеческом братстве в искусстве. Ибо вполне вероятно, что престиж Империи может быть разбит вдребезги нынешним конфликтом соперничающих империализмов (участники тогдашних войн – Британская, Австро-Венгерская, Османская и Российская империи – прим. ред.): возможно, отныне политическое господство над людьми другой расы станет порочащим государство признаком; вплоть до последнего времени было принято провозглашать цивилизаторские цели завоевателей, но теперь общая мировая циви­лизация потребует от нас взаимопонимания, идущего настолько далеко, чтобы мы старались делать друг другу добро, основываясь на общих нуждах и человече­ских целях, понятых через общее интеллектуальное братство. Никто осознавал это так, как Уильям Шекспир с его глубоким пони­манием общего начала в бесконечно разнообразных людях. Отныне цивилизация должна быть скорее человеческой, чем местной или национальной, или же её не будет вовсе. В мире быстрых коммуникаций она должна основываться на общих це­лях и знаниях человечества, ведь без общих мотивов не может быть сотрудничества. В последние десятилетия было модно настаивать на предполагаемом фундамен­тальном расхождении европейского и азиатского характеров: и те, кто поддерживал такой взгляд, имели некоторые основания считать широкую Землю недостаточно широкой, чтобы Европа и Азия жили на ней бок о бок. Ведь искусственные барьеры очень хрупки: и если бы белая или жёлтая «угроза» действительно были «бесчеловечной силой», то каждая сторона считала бы только себя единственным человеческим элементом и должна была бы желать уничтожения или, по крайней мере, полного подчинения второй.
Но предпосылки были ложны: различия характеров поверхностны, и чем глубже мы проникаем во внутреннюю жизнь Европы и Азии, тем больше мы открываем их тождественность. Действительно, можем ли мы указать на какое-либо переживание или высокую цель человека, которая не была бы в равной степени европейской и азиатской? Разве не очевидно, что они одинаковы во все века и на всех континентах? Как вдохнув чистый горный воздух Упанишад, Гаутамы, Ш́анкары и Кабира, Рӯми, Лао-Цзы и Иисуса (я сейчас назвал только азиатских пророков) можно быть чуждым сидевшим у ног Платона и Канта, Таулера, Бёме и Рёйсбрука, Уитмена, Ницше и Блейка? Последнего можно даже назвать пророком всей постиндустриальной эпохи, и примечательно, что в азиатских текстах нельзя найти более характерной цели, чем открывает его страстная воля быть освобождённым из рабства разделения:

«Я дойду до самоустранения и Вечной Смерти,
Дабы Страшный Суд не застал меня существующим,
И я, схваченный, буду тогда отдан в руки моей собственной Самости».

Но не только в философии и религии, то есть правде и любви, но и в искусстве Европа и Азия едины; и из этого тройного подобия мы можем уверенно заключить, что все люди схожи в своей божественности. Позвольте только отметить здесь единственный пример – согласие западной и восточной теорий драмы и поэзии, иллюстрирующее то, что было специально сказано о герое нашего юбилея – ибо сочинения Шекспира полностью соответствуют индийским канонам драматического искусства.

«Я создал эту драму, – сказал Брахмā, – чтобы гармонировать с движением мира, будь то в труде или игре, в мире или смехе, среди битв, похоти и резни, принося плоды праведности тем, кто следует нравственному закону, и удовольствия искателям удовольствий, принимая настроения душ искателей, следуя миропорядку и всякому счастью и несчастью. Вы не найдёте в ней ни силу, ни мудрость, ни искусство, ни Единство, – но драму, которая даёт место и развлечению в мире, и слушанию Вед, философии и исторических хроник».

А поэзия оправдана перед человеком постольку, поскольку она приносит четверичный плод жизни – Добродетель, Удовольствие, Здоровье и Духовную Свободу. Западный читатель может спросить: «Какую Духовную Свободу?», и ответ можно найти в неинтересности эстетических созерцаний тогда, когда дух на мгновение освобождается от запутанности в добре и зле. В драматическом каноне «Дханамджайя», например, мы читаем:

«Нет такого сюжета, восхитительного или отвратительного, жестокого или изящного, высокого или низкого, тёмного или ясного, реалистического или фантастического, – который не мог бы быть успешно использован для передачи эстетических чувств».

Можно также вспомнить слова Чжуан-цзы:

«Ум мудреца в покое становится зеркалом Вселенной.»

и сравнить их со словами Уитмена, который признаёт себя не только поэтом добродетели, но и поэтом порока.
Иногда боятся, что беспристрастность азиатского взгляда ведёт к бездействию. Если это отчасти верно в настоящий момент, то причина тому –  полнота азиатского опыта, который всё ещё так явно контрастирует с юностью европейского. Если вечный конфликт между порядком и хаосом на сегодняшний день присущ именно Европе, то лишь потому, что духовные войны не меньше, чем физические, должны вестись именно теми, кто переживает воинственный возраст. Но пылкость юности не может полностью компенсировать проницательность старости, и мы должны потребовать от грядущих поколений чтобы люди действовали с европейской энергией, а думали в азиатской тишине – старый идеал, преподанный Кришной на поле битвы:

«Безразличный к удовольствию и боли, к выигрышу и проигрышу, к победе и поражению, будь же готов к бою… Как поступают глупцы, привязанные к действиям, так же должны делать и мудрые, но без привязанности, желая лишь утверждения порядка в мире».

Ведь и Европа в насильственной реакции против анархии либерализма осознаёт волю к утверждению порядка в мире. Но европейский прогресс долгое время оставался сомнительным из-за недостатка принципов. Примечательно, что открытие Азии должно совпасть с нынешним переломным моментом: ибо азиатская мысль снова утверждает единство и взаимозависимость всей жизни, в то время как Европа начинает понимать, что Плод Жизни труднодостижим в обществе, основанном на разделении. Чтя гений Шекспира, мы тем самым не только почитаем его память, но и свидетельствуем об интеллектуальном братстве человечества; и именно это братство даёт нам уверенность в возможности сотрудничества в общем деле, в создании общественного порядка, основанного на Единстве.

Перевод М. Медоварова
Редакция М. Маковчика

Оригинальное издание:
https://archive.org/details/DanceOfShivaAnandaCoomaraswamyK.1918




[1] Посвящается «Book of Homage to Shakespeare», ред. Израэля Голланца, Лондон, 1916