О Зайцах и Снах


Заяц проглотил направленный на него нож
Ṛg Veda, x.28.9

Кого великая Собака преследует в нескончаемой гонке
Aratos, Phainomena - 678


Доктор Лайард, автор «Каменных людей с острова Малекула», прославился как антрополог, а позднее посвятил себя психоанализу. Новая книга доктора Лайарда состоит из двух частей: первая содержит первая содержит откомментированную историю болезни одной пациентки, с отдельным рассмотрением её сна о зайце, которого она должна была принести в жертву, при полном его согласии; а во второй части суммируются египетское, классическое, европейское, индийское, китайское и американское мифологические значения архетипического символизма Зайца.

История болезни будет особенно интересна тем, кто подобно рецензенту с большим подозрением относится к психоанализу, Фрейду и Юнгу; я думаю, что доктор Лайард значительно меньше обязан Юнгу, чем он предполагает, и значительно больше своей вере в сверхличные духовные силы. Его метод в данном случае, когда любой неверный шаг принесет гибельные результаты, во всех отношениях очень благоразумен: поскольку похоже, что знания архетипических символов он получил в основном из психоаналитических источников, становится ясно, что его удачные интерпретации, умозаключения и приложимые ad hominem[2] методы могут происходить из его антропологического опыта, но в ещё большей мере из его глубокой убеждённости в реальности религиозного опыта. Это, конечно же, его вера в духовные - отличные от сугубо физических и психических - силы, давшая ему возможность не попасть в западню излишне личностной интерпретации символов сна и подчеркнуть их имперсональное религиозное значение.
Доктор Лайард признаёт, что добровольное жертвоприношение Зайца суть жертвоприношение внешнего человека или «я» неконтролируемых инстинктов, внутреннему человеку или «Душе души», «Бессмертному «Я» своего «я», Владыке» Упанишад. Конечно же он пользуется другой, психоаналитической терминологией, и говорит о «тени», «анимусе» или «аниме»; под ними я понимаю психо-физическое и духовное «я» соответственно; именно о первом из них Майстер Экхарт говорит, что «душа должна предать себя смерти». Для окончания «само-интеграции»[3], которую целитель душ человеческих имеет в виду, мне кажется правильнее и проще придерживаться традиционной психологии (например Платона, Филона, Вед или раннехристианского учения), согласно которой, говоря словами Св. Фомы Аквинского, duo sunt in homine[4], и которой находится фактическое подтверждение в нашей повседневная речи, когда мы говорим «прислушаться к себе», или к своей «со-вести»[5], или думаем о том, что нужно быть «честным с самим собой», или даже когда мы говорим кому-то, кто плохо себя ведёт: «возьми себя в руки». Мы утверждаем, используя платонические и индийские термины, что наши внутренние конфликты, которые в сущности являются чем-то вроде готовности действовать одним образом с одновременным пониманием того, что нужно действовать по-другому, существуют до тех пор пока не достигнуто соглашение, кто должен управлять, наша худшая или лучшая личность. Жертвоприношение зайца, если использовать эти термины, представляет собой ātma-yajña, или принесение «я» в жертву «Я», которое имеет тот результат, что человек, совершивший это жертвоприношение теперь находится «в мире с самим собой»; именно слово «мир» (śānti) указывает на то, что жертве «дарован покой» (śānta).
Мир отворачивается от такого подхода и оправдывает себя тем, что «подавленные страсти порождают чуму»[6], истиной, заново открытой психоанализом. Однако на самом деле вопрос стоит не о подавлении внешнего человека, а только об объединении в единое целое, только о замене независимостью зависимости от его господствующих страстей, от которых страдает l'homme  moyen sensuel[7]. Когда мир достигнут, дружба и сотрудничество заменяют конфликт; и, как говорится в Айтарея-араньяке (Aitareya Āraṇyaka) (II. 3. 7) о человеке, который осознал и отождествил себя (в том смысле как говорил Павел, что «и уже не я живу, но живет во мне Христос»[8] с Владыкой сил души (bhūtānām adhipati, имманентное Дыхание, Дух) и как один из «освобожденных» (visrasa) покидает этот мир, «Это я отдаётся тому Я, а то Я этому я; они сливаются в одно (tāv anyanyaṃ abhisambha-vantah).  В этом аспекте (rūpa) он объединяется с (abhisambhavati) миром иным, а в том аспекте объединяется с этим миром».
Эти два аспекта, конечно же, соотносятся с двумя природами или аспектами (rūpa) Брахмы соответственно: morphic (морфологической, относящейся к форме) и amorphic (бесформенной, аморфной), смертной и бессмертной, с помощью которых он ощущает оба мира: реальный (иной мир) и нереальный (этот мир) (Bṛhadāraṇyaka Up. III. 3. 1, Maitry Up. VIII. 11. 8), или, если мы предпочитаем называть этот мир реальным, то обе реальности: эту и «реальность реальности», или, вновь пользуясь терминологией Платона, оба мира: мир чувственный и мир интеллигибельный. Человек, «воссоединившийся заново» (ātmānaṁ saṁahā) подобным образом, то есть «собравшимся» (samāhita, в samādhi), в то же время является освобождённым или объединённым (visrasā), выражение, используемое как в отношении к его "смерти" (как в Bṛhadāraṇyaka Up. III. 7. 2, Kaṭha Up. V. 14 в соответствии с Ṛg Veda, VIII. 48. 5 и Платоном, Timaeus, 81D, E), так и (особенно в контексте Aitareya Āraṇyaka) к "развязыванию всех узлов сердца" (Kaṭha Up. VI. 15) "пут смерти", которыми сковываются силы души в момент рождения, и от которых можно освободится посредством Жертвоприношения (Jaiminīya Upaniṣad Brāhmaṇa, IV. 9 и 10); выражаясь терминами психоанализа, освобождённый и возрождённый таким образом человек «необитаем», к нему подходят следующие слова св. Августина: «Возлюби Господа и делай всё, что пожелаешь», и слова Данте: «Теперь возьми себе в проводники свою собственную волю ... над тобой самим я увенчаю тебя короной и митрой»[9].
Язык пассажей Араньяк полон значений, и может быть интерпретирован также в терминах смерти и возрождения, как в евангелие Иоанна, 3:3[10], как то, что «пока человек не принесён в жертву, он всё ещё не рождён» (Jaiminīya Up. Brāhmaṇa, III. 14. 8). В связи с этим необходимо заметить, что в ведическом толковании жертвоприношения подчёркивается, что добровольная жертва представляет самого жертвующего, и жертвенный Огонь «знает, что он пришёл отдать себя мне»; более того, истинное Жертвоприношение должно осуществляться внутри вас, день за днём. Язык Араньяк также может быть интерпретирован в терминах «священного брака» Небес и земли, sacerdotium и regnum. Доктор Лайард хорошо осведомлен об этих смыслах (p. 69); но я упоминаю о них здесь потому что традиционная концепция обходится без вводящего в заблуждение разделения на  animus и anima; animus в психо-аналитическом представлении есть высший принцип в женском видении, а anima - высший принцип в мужском.  Центральное Дыхание или принцип Жизни ('Spiritus est qiu vivificat, caro non prodest',  "Дух животворит; плоть не пользует нимало") является «не мужским, ни женским или бесполым», однако в терминах «священного брака» оно всегда, равно и для мужчин и для женщин, суть "Жених"; как в христианской, так и в индийской мысли, «всё творение женственно по отношению к Богу». По сути, именно в этой связи мы должны понимать доктрину «перерождения мужчиной» как условие спасения: это вовсе не означает, что «мужчины» могут спастись, а «женщины» нет, но что требуется действовать в соответствии с мужской или интеллектуальной и женской или чувственной природой, которые сосуществуют в каждом мужчине и женщине, как они сосуществовали в Адаме; к примеру, женщина также может играть мужскую роль, как и мужчина быть "женоподобным", современная "эстетика", которой так много мужчин посвящают свои усилия, по существу является, и как подразумевает само слово, наука чувственного, резко отличаясь при этом от старых и более мужественных теорий, которые соотносят искусство скорее с познанием, чем с простыми чувствами. «Муж» присутствует в "этом мужчине" в той же степени  как и в «этой женщине» (so-and-so – «некто», «некая»); об этом «Всеобщем Человеке», «Общем Разуме» Гераклита, «Человеке по образу Бога»  Филона говорится, что внешнее я для любого мужчины или женщины является только отражением или тенью и, строго говоря, только временным смертным носителем. Anima в любом случае является неудачным словом для обозначения высшего принципа, так как это на самом деле название чувственной или животной «души» (nefeṣ, bhūtātman), в то время как имманентный Даймон (Yakṣa), являющийся Проводником или Правителем (hēgemōn, nei) души, есть «Дух» (ruaḥ, paramātman). Символы (rūpaśilpa), собственно говоря, являются «опорами созерцания» (dhiyālamba); и они используются (prayojana) теми, для кого они именно символы, а не только  «форма искусства», для «открытия двери духовного мира, чтобы дать возможность Духу заполнить и тело и душу» (W. Andræ, Die ionische Säule, Bauform oder Symbol, 1933, p. 67), хотя Андрэ также говорил, что «они всё больше и больше теряют свою суть по пути вниз к нам».
Вторая часть книги - широкое, но не исчерпывающее описание значения Зайца во всемирной мифологии. Я был удивлён и восхищён, найдя во «Введении» (стр. 105) смелое утверждение, что «общеизвестно, что ни один символ никогда не был изобретён; надо сказать, что ни одному человеку не удавалось успешно «выдумать» символ и использовать его для выражения правды. Подобные искусственные усилия обречены на провал, и никогда не приводят к удачному привлечению к себе силы реальных символов, так как они всего лишь сравнения, основанные на ментальном процессе, которые никогда не достигают глубин человеческой личности.
Таковы хорошо известные нам «дидактические» сравнения,  которые вызывают у нас разумное отторжение. Истинные символы, наоборот, принимаются умом без осознанных усилий». Другими словами они «дарованные» или «явленные», а не «принятые» или «непринятые». Традиционные символы фактически являются техническими терминами Philosophia Perennis (Вечной Философии), и они образуют словарь и идеоматику общего дискурсивного пространства; один из них [лакуна в тексте оригинала статьи] и так из реального осмысления мифов автоматически исключаются неспособные использовать эти «фигуры мысли», или, как современные «символисты», лишь обращающиеся к аналогиям, основанным на индивидуальных ассоциациях, вызванных идеями. Позиция доктора Лайарда сходна с позицией ассиролога Вальтера Андреаэ: «Удивляющемуся тому, что фигуры символов не только сохраняются тысячелетиями, но даже, как мы увидим далее, снова возвращаются к жизни после перерыва, длящегося тысячи лет, следует сказать себе, что сила, приходящая из духовного мира, и формирующая часть символа, вечна ... Это духовная сила, что знает и действует, и открывает себя, когда её время приходит» (Die ionische Sāule, Bauform oder Symbol, 1933, p. 66).
Если бы доктор Лайард ознакомился с важной работой Карла фон Шписса «Die Hasenjagd»[11], опубликованную в «Marksteine der Volkskunt» , то есть «Jahrbuch fūr historische Volkskunde» V, VI Bd.(том) 1937, стр. 243-267[12], он смог бы ещё глубже проникнуть  в значение символа Зайца. Особенно в его связи с противоположностями, антагонистическими парами, которые обсуждаются на страницах с 46 по 69 и упоминаются везде. Символизм Зайца очень тесно связан с символизмом Симплегад, архетипическим мотивом, распространённым по всему миру, в том числе в Америке, у кельтов, индусов, также как и у греков. Давно было обнаружено, что Симплегады или «Сталкивающиеся скалы» - это это створки Janua Coeli, Солнечной двери и Мировой двери в Chāndogya (VIII. 6, 5, 6) и Maitri (VI. 30) Upaniṣads, где эти Ворота являются входом для мудрых и преградой для глупых. Говоря словами Карла фон Шписа: «За сталкивающимися скалами, в Мире ином находится Дивная Красота, Цвет и Вода жизни», а словами Уитмена: «Всё, о чём и не мечталось есть в той недоступной Земле», Земле, из которой «нет возврата» по какой-либо необходимости или в результате действия посредствующих причин (anānke, karma), но только лишь «Движимым своей волей» (kāmacārin).
Створки двери, тоже действующие самостоятельно, автоматические Челюсти Смерти  - это антагонистические пары или противоположности (enantīa, dvandvau), к которым нас привлекают наши симпатии или отталкивают наши антипатии, и тирании которых странник пытается избежать (dvandvair vimuktāh sukhaduḥkhair-saṅjñai gacchanti padam avyayam, Bhagavad Gītā, XV. 5). Именно из этих противоположностей, как говорит Николай Кузанский, построена стена Рая; все входящие должны пройти дверью высочайшего духа разума («Я - дверь сна; чрез меня ...»),т.е. между Сталкивающимися скалами, ибо, словами Упанишад: «нет в этом мире иной двери». По этой же причине так много обрядов совершается на заре или в сумерках, когда «ни день, ни ночь», с использованием с использованием не поддающихся описанию средств, например, «не сухого и не мокрого». Именно с данной точки зрения можно понять, почему индийское слово, означающее теозис, обожествление, (brahma-bhūti, дословно «обращение в Брахму»; в буддизме синоним достижения состояния Будды, состояния 'Wide-awake', «Великого Пробуждения») также является обозначением сумерек (saṁdhi, дословно «стяжание» или достижение состояния «в samādhi»). Опасность уничтожения противоположностями также является причиной того, что жених вносит невесту через порог в новый дом, Жених при этом соответствует Психопомпу, который переносит душу через порог мира иного, где они должны жить «долго и счастливо». Проход является довольно узким, поскольку противоположные его части сталкиваются, вступая в прямой и непрестанный контакт. Например, если рассмотреть такие противоположности, как прошлое и будущее, то путь очевидно пролегает через вечное сейчас без начала и конца, через момент, который нельзя познать эмпирически, это не даёт нам времени, в которое можно пройти; или же, используя пространственную символику, путь лежит через безразмерную точку, отделяющую каждое здесь от каждого там, и это не оставляет нам места, через которое можно пройти; или же в этических терминах, путь - это то, что требует непосредственного и невинного превосходства над «познанием добра и зла», и не может определяться в терминах добродетели и порока, которые применяются для общечеловеческого поведения. Фактически только тот сможет пересечь центр Солнца, кто уже его пересёк; говоря логически с обычной точки зрения, этот путь непроходим; и нет ничего удивительного в том, что все традиции говорят о Боге Пути, Боге Двери и Психопомпе, который ведёт по пути и открывает дверь для тех, кто готов пройти.
Во всех историях, из которых фольклористы вывели понятие «Захлопывающихся Дверей», будь то эскимосские, кельтские или греческие, мы обнаруживаем, что часть, задняя часть или дополнение человека, или средства передвижения, корабля или коня, на котором было совершено путешествие, отсекается и оставляется позади. Так, в случае ирландских героев, резко падает решётка крепостных ворот Замка Мира Иного, отрезая при этом выступающие сзади части одежды всадника, и разрубая коня пополам, задняя часть которого теряется; и, так как путь внутрь является путем к Бессмертному и Неизвестному, ясно что отсечённые части проходящего являются его смертной составляющей, известным доселе «я» и личностью, которой никогда не было, потому что она всегда изменялась и никогда не знала настоящего, и не могла ускользнуть из логической паутины диаметрально противоположных альтернатив.
Доктор Лайард прав, подчёркивая, что заяц является жертвенным животным, и, как правило, встречает смерть в огне, при этом доктор Лайард ссылается на прыжок в огонь Бодхисаттвы, как уместный в данном случае пример; и действительно, проход через Солнечную Дверь походит на ритуал символического самосожжения Жреца, испытание огнём, поскольку в некотором смысле «любое возрождение происходит из пепла». Если основание реального факта огненного самопожертвования Зайца (стр. 105-6) может показаться зыбким, это является лишним подтверждением того, что Филон называет «законами аналогии», экзегетический принцип состоит в том, что анагогические значения содержатся внутри, и не могут быть дословно «вычитаны».
Заяц относится к множеству нашедших Грааль, Героев поиска Жизни, и свойственные ему ассоциации с Сомой (Soma) и Пищей (Food) Бессмертия прекрасно иллюстрируются Таньским зеркалом с рисунка 6 у доктора Лайарда, «показывающем Зайца, толкущего Траву Бессмертия на Луне». С другой стороны Пёс - один из многих Защитников Древа или Растения Жизни. Драма разыгрывается каждый день, когда пёс фермера преследует зайца, приходящего через щель в заборе, чтобы воровать капусту или салат, или когда сам фермер луком и стрелами или ружём защищает свой сад от птиц-грабителей; действительные духовные истины можно выразить только с помощью подобных житейских притч. Все эти выражения фигуральны; помимо эстетической составляющей, все фигуры являются фигурами мысли, а не бессмысленными тропами, и, что важно, то же самое относится к значимым снам и видениям; игнорировать содержание, принимая во внимание только эстетическую составляющую, значит «увеличивать счёт нашей смертности». Эти фигуры подобны Янусу, и если кто смотрит только на одну их сторону, не замечая, что в символе поддерживается «баланс между физическим и метафизическим», то он живет односторонней жизнью, не как полноценный человек, но лишь «хлебом единым», «рожцами, которые ели свиньи» (Лк 15:16). Вышеуказанные значения лежат в основе «декоративных», можно сказать, «типичных» мотивов охоты на Зайца в искусстве[13], и даже в основе существующих и поныне состязаний Зайца и Собак в игре «Paper-chase», хотя здесь, также как и в случае с другими традиционными украшениями и состязаниями, смысл потерян, а осталась только забава или тренировка; это всё является частью того, что некоторые философы подразумевают, когда говорят о современном мире, как об «истощённой реальности». Смысл символа Зайца, как и других символов, частично зависит от контекста: но если подразумевается, что Заяц, как Христос или как душа «предающая себя смерти» является одновременно добровольной Жертвой и победителем в Поисках Жизни, значение этого символа едва ли может быть описано лучше, чем сделано у Карла фон Шписа: «Это ситуация, когда Заяц побежал в другой мир, чтобы достать что-нибудь, например, Древо Бессмертия. Вслед за этим сторожащий Пёс, преследующий Зайца, ловит его. Это происходит там, где соприкасаются два мира, а челюсти Пса являются «Сталкивающимися скалами». Эта история обычно рассказывается в форме этиологического мифа, объясняющего короткую длину заячьего хвоста».
Многие занимательные проблемы автор едва затронул, а некоторыми он совсем пренебрёг. Здесь я остановлюсь на двух из них. История Зайца (стр. 161), взятая из африканских (Banyanja) источников, является чрезвычайно интересной версией фокуса с «Индийским канатом», которая здесь, как и везде, может быть понята только с точки зрения широко распространённой доктрины «нитей духа»[14] (sūtrātman)[15], согласно которой  все вещи под Солнцем остаются связанными с ним, как со своим источником, иначе они были бы разбросаны и потеряны, как бусины разорванного ожерелья; по этому пути светящейся духовной нити или золотой цепочке, как по лестнице,  дух, когда сбрасывается бремя материальных привязанностей, возвращается в свой дом. В африканской истории человек играет роль Пса, являя оппозицию разума интуиции. Можно сделать сравнение с ирландской версией Трюка с канатом в исполнении Мананнана мак Лира[16], лучшего мага и фокусника, который в кельтской мифологии соответствует Индре, Индре, который посредством фокусов (indrajāla) словно «достаёт мир из своей шляпы». Мананнан в истории о Gilla Decair or O'Donnel's Kern[17] бросает свою нить, которая прикрепляется к облаку в воздухе, затем он выпускает Зайца и Пса из своей сумки фокусника; Заяц  взбегает вверх по нити, а Пёс преследует его; когда маг втягивает нить назад, Пёс несёт кости зайца. С точки зрения  доктора Лайарда, это явилось бы олицетворением разрушения интуции логикой, также как в африканской версии убийство матери Зайца человеком.
В другой ирландской истории[18], которая могла бы заинтересовать доктора Лайарда, некто О'Кронаган во время охоты на Зайца выпускает на него двух собак; заяц делает петлю, а когда собаки уже настигают его, бросается на руки к О'Кронагану с криком: «Убежища!», одновременно с этим он оборачивается молодой красивой женщиной; она берет его к себе домой в сидх (sidh), этого факта достаточно, чтобы сказать, что она на самом деле была феей. Впоследствии она О'Кронаганом возвращается в мир, где живет с ним в качестве его жены, при этом он очень преуспевает; его бывшая человеческая жена  исчезает. Доктор Лайард без сомнения прав, рассматривая Зайца, одинаково в буквальном и духовном смысле, в качестве преимущественно женского принципа, а также, возможно, сохранившейся эмблемы Богини (рисунок 14) Зари и Плодородия или Любви; а Пса как преимущественно мужской принцип (стр. 176, 186, 197). Данное мнение подтверждается не только превращениями женщин (среди прочих и ведьм, которые могли изначально быть жрицами и целителями, чьи обряды деградировали, когда они лишились благословения, также как Боги старой религии стали дьяволами новой, пришедшей на замену) в Зайцев[19], но  скорее тем фактом, что именно Заяц добывает или готовит Воду Жизни. Подготовка и предложение Эликсира, посредством которого Бог или Герой приходит в воодушевление, всегда является женской функцией; как в g Veda, VIII. 91, где Apālā с помощью пережевывания готовит Сому (Soma) для Индры (наподобие того, как женщины островов южных морей готовят каву[20]), и должна быть приравнена к «Чести, дочери (и невесте) Солнца», чья сила, согласно с Satapatha Brāhmaṇa (XII. 7. 3. 11), - преосуществление[21] ритуальных заменителей в истинный Эликсир, которого не пробовал никто не Земле. В той же связи показательно, что заяц является «символом Кающегося Грешника» (стр. 205); собственное «я» или душа являются женским началом, как я показывал в статье о самопожертвовании[22], и её чувственные силы могут быть приравнены к побегам сомы, из которых  делается истинный Эликсир, который может ежедневно приносится на огненный алтарь сердца. Никто не будет возражать, что Мудрость, Hochma, Sophia, Māyā, Natura naturans, и Мать Бога и всех живущий является «женщиной»; а таинственная проблема «Пасхальных Яиц» может быть связана с Ледой и её зачатием от Зевса в образе лебедя. Всех этих соображений достаточно, чтобы объяснить эфемерную и истинную женскую двусмысленность Зайца: душа может быть и нашим злейшим врагом и милым другом: «ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её»[23], это принесение её в жертву.
У меня есть только одно критическое замечание. Доктор Лайард верно связывает немецкое слово Hasen и английское «hare» с санскритским словом शश (śaśa), которое дословно переводится как «прыгун». Но он также пытается связать греческое lagos[24] с санскритским लङ्घ् (laṅgh), которое переводится как «прыгать» (и также с लघु laghu, легкий). Это кажется невозможным, потому что для любого родственного слова laṅgh можно ожидать присутствия греческого хи (χ), а не гаммы (γ). Правильно связывать lagos с लग् (v'lag), «приставать», «прилипать», «пристёгивать», причём в эротическом контексте.
Доступный материал, из которого доктор Лайард так много собрал, неисчерпаем. Но, возможно, я сказал достаточно, чтобы показать, что, как выразился Профессор Мирча Элиаде, «людская память прежде всего сохраняет относящиеся к теориям символы, даже эти если теории уже никто не понимает», и ещё, чтобы показать, что эти символы, которые психоаналитики открывают заново, могут не только быть поняты, но и могут эффективно использоваться в деле излечения душ, для которого традиционные философские системы всегда предназначались.

ADDENDUM

С тех пор, как было изложенное выше, я собрал следующий материал:

Связь Зайца с Луной и Псом в частности изложена в the Śatapatha Brāhmaṇa, XI. 1.5.1,2. «Луна является небесным Псом; он обозревает (злым взором) жертвенный скот, и это приносит им боль, пока  искупление (prayaścitta) не будет исполнено. Именно поэтому люди боятся лунного света и всегда скрываются в тени.  Они называют лихорадку (upatapat, вызванную лунным ударом) укусом Пса" (śvālucitam), а это [здесь, возможно, непосредственно показывая, делая соответствующий жест] «Заяц на Луне», после чего Луна становится śaśāṅka, «меченой Зайцем». Воистину, Луна есть Сома, «неземная пища Богов». Другая ссылка на «Зайца на Луне» встречается в Jaiminīya Brāhmaṇa[25]. Здесь Заяц является śaśa, поскольку он "обучает" - śāśti - весь мир; а Яма, Смерть - это [Человек] «на Луне», который «ограничивает» - yamati - все вещи, он называется «Едоком»[26] - atsyan, или более точно «тем, который намеревается есть», без сомнения подразумевается, что Заяц - его предполагаемая пища; только когда он «успокоен» - śamayitvā - жертвенными приношениями, он [Заяц] «обретает сок жизни (ūrjam, 'побуждающей' или активирующей энергии) миров»; а Понимающий[27] в этой доктрине, тот кто предлагает Angihotraжертвоприношение (по обряду - жертву, а в своём сознании – себя самого) Огню - восходит к Богам и Яме в их мир.

Иллюстрация из сирийского издания 1354 г. Заяц дурит Короля слонов, показывая ему отражение луны.
Связь Зайцев с Луной затрагивается в Pañcatantra. Стадо слонов посещает прохладные воды Лунного озера, но, приходя и уходя, они являются причиной смерти множества зайцев, живущих на берегах озера. Король-Заяц Камнеликий принимает план «Победы» Зайцев. Он, претворившись посланцем Повелителя Луны, убеждает Короля слонов в том, что он разозлил Луну, после чего слоны ретировались и покинули озеро с миром. В том же собрании встречается история о Зайце и Льве; последний уничтожал всех животных без оглядки до тех пор, пока не было достигнуто соглашение, что ему для еды будет даваться одно животное в день, выбираемое жеребьёвкой. Когда пришло время Зайца попасть ко Льву, он придумал хитрость. Заяц опоздал ко Льву, объяснив, что он был задержан другим львом. Король-Лев пришёл в ярость и вознамерился уничтожить соперника. Заяц отвёл его к колодцу с чистой водой, на дне которого Король-Лев увидел своё отражение и подумав, что это и есть его соперник, прыгнул к своему отражению и утонул. Так Заяц спас свою жизнь и жизни всех лесных созданий[28].
Эти две истории снова затрагиваются и интерпретируются Джалал ад-Ди́ном Руми в Маснави[29]. В первом случае Rūmī полагает, что Слон является представителем робких душ, а Заяц - мошенником, который не даёт душе получить Воду Жизни; даже в таком случае следует обратить внимание, что сохраняется тесная связь между Зайцем, Луной и Водой Жизни. Во втором случае Заяц является представителем разумных душ, которые размышляют, предвидят и побеждают смерть, которую олицетворяет Лев, как представитель плотских душ. В аннотации Николсон цитирует слова Дамири[30]: «Заяц спит с открытыми глазами»[31].
В Jātaka, IV. 84[32] у короля было два сына, и когда один из них умер, он обезумел от горя. Чтобы вылечить его от чрезмерного горя, его второй сын претворился сумасшедшим, и пошёл ходить по городу, прося у всех зайца. Он отказывался от всех зайцев, что ему предлагали, говоря, что «я прошу не земного зайца, а Зайца с Луны». Это является выражением невозможного, так же как современное выражение «жаждать Луны»[33]. Избежать действия смерти также невозможно; и, как обычно, потерявший сына король утешается пониманием всеобщности и неизбежности потерь, подобных той, что постигла его.
В Dhammapada, 342 мы находим сравнение с Зайцем, попавшим в ловушку[34]:
Люди, гонимые желанием, бегают вокруг, как бегает перепуганный заяц. Связанные путами и узами, они снова и снова в течение времени возвращаются к страданию.
Смертные беззащитны, бойся западни[35].
Композиция из трёх зайцев, имеющих только три уха (каждое из двух ушей одного одновременно принадлежит другому) олицетворяет Христианскую Троицу[36].
Связь Зайца с Огнём в качестве Прометеева символа - что обсуждалось доктором Лайардом на стр. 193 - делает его опасным животным, и этот факт хорошо проиллюстрирован в Atharva Veda, V. 17.4: «о несчастье, обрушившемся на деревню, говорят: «Это комета» [дословно - звезда с развевающимся хвостом], также говорят, что жена Брахмана сожгла королевство, где Заяц появился с метеорами». Я не знаю, почему Уитни[37] подвергает сомнению [этимологию] śaśa[38] здесь - возможно, из-за своего очевидного невежества в области традиционного символизма; но он прав, когда говорит, что «подобные прямые знамения действительно подобны женщине, с которой неправильно обращались»[39]. В принципе не имеет значения, что «женщина» в данном случае - Жреческое «Слово» (vāc, vox) узурпированное  Властью. В другом отрывке AV., IV. 3.6 мы обнаруживаем выражение: «Прочь śaśayū!», что в контексте заклинаний против тигров и других диких животных, может означать «ловец зайцев», например, дикий пёс.
    Существует несколько иллюстраций Зайца или Кролика, убегающего от челюстей чудовища, китайских и мексиканских, у Г. Хенца[40] в Sakralbronzen und ihre Bedentung ind en fr hchinesischen Kulturen, Antwerp 1941, Tafelband I. Abb. 134 и в II Abb. 51 и 53, Textband стр. 73, 139. Хенц приравнивает Зайца к самой молодой Луне, то есть соотносит с Сомой, которую он похищает. Здесь Заяц не только находится в, а отождествляется с Луной, драконом же может быть Rāhu[41].
    В Южной Америке часто врагом Луны является не только змея, но и Ягуар. Так в A. Mètraux, Myths of the Toba and Pilaga Indians of the Gran Chaco(American Folklore Society, Philadelphia, 1946, p. 19) Ягуар является духом смерти и врагом луны, а также (стр. 109) Ягуар - первый владелец Огня, а Кролик его успешно крадёт.



Перевод: Василий Овечкин
Послесловие переводчика
В переводе этой статьи участвовало несколько добровольцев, распределивших между собой различные части работы. Не смотря на различный уровень знания английского языка и грамматическую сложность оригинального текста, всеми нами двигали интерес к изучению традиционного символизма (более яркого и талантливого объяснения которого мы не встречали у других авторов, за исключением, пожалуй, одного лишь Рене Генона) и желание поделиться этим знанием со всеми, кому оно было бы хоть сколько-нибудь интересно. С этой целью был создан некоммерческий переводческий проект https://sites.google.com/site/coomaraswamy1877/ , к которому мы предлагаем присоединиться всех желающих.



[1] С особой ссылкой на The Lady of the Hare; a Study in the Healing Power of Dreams: by John Layard. London, Faber and Faber, 1945, pp. 277 and 22 illustrations.
[2] «К человеку» - лат. Здесь и далее - примечания переводчика, если не указано иначе.
[3] В англ. оригинале - self-integration.
[4] «в нас суть двое» - лат.
[5] В англ. оригинале - con-science.
[6] Кумарасвами ссылается на известную строфу Уильяма Блейка: He who desires but acts not, breeds pestilence. Blake, William. Proverbs of Hell, via The Complete Poetry and Prose of William Blake. 1982, page 35.
[7] «заурядный человек, подверженный страстям» - франц.
[8] Гал. 2:20.
[9] «Чистилище», песнь 27 - одна из последних частей Чистилища перед входом в Земной Рай.
130 Тебя мой ум и знания вели;
Теперь своим руководись советом:
Все кручи, все теснины мы прошли.
133 Вот солнце лоб твой озаряет светом;
Вот лес, цветы и травяной ковер,
Самовозросшие в пространстве этом.
136 Пока не снизошел счастливый взор
Той, что в слезах тогда пришла за мною,
Сиди, броди - тебе во всем простор.
139 Отныне уст я больше не открою;
Свободен, прям и здрав твой дух; во всем
Судья ты сам; я над самим тобою

142 Тебя венчаю митрой и венцом".
(Пер. М. Лозинского)

[10] Иисус сказал ему в ответ: истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия.
[11] «Охота на Зайца» - немецк.
[12] «Ежегодник по исторической этнографии» - немецк.
[13] Сопоставьте с E. Pottier, 'L'Histoire d'une bete', Rev. dé l'art anicine et moderne XXVII, 1910, pp. 419-436 – прим. автора.
[14] В оригинале - thread-spirit.
[15] Небольшое сообщение об этой доктрине содержится в моей 'Iconography of Dürer's "Knoten", and Leonardo's "Concatenation"', in the Art Quarterly VII, 1944. На рисунке 10 три зайца символизируют Христианскую Троицу. – прим. автора.
[16] В оригинале - Manannan mac Lir.
[17] В Standish Hayes O'Grady, Silva Gadelica II. London, 1892, p. 321. В другой версии, опубликованной в J.P. Campbell's Popular Tales of the West Highlands, Paisley and London 1899, I, pp. 303-4  канат - лестница установленная перед Луной; маг отсекает голову Пса, но затем восстанавливает её на место по просьбе Графа, это урок Псу, чтобы он никогда больше не трогал Зайца. В обеих версиях фигурируют также мальчик и девочка, которые очевидно являются двойниками Пса и Зайца. В индийских версиях (Jātaka, IV, 324) маг сам взбирается по канату и бывает убит, его возвращают к жизни спутники, обрызгав Водой Жизни. – прим. автора.
[18] Standish Hayes O'Grady, reference note 3, pp. 333-4. – прим. автора.
[19] Мужчины чаще превращаются в волков (вервольфов), вид собаки – прим. автора.
[20] В оригинале – Kava.
[21] В оригинале – transubstantiation.
[22] 'Atmayajña: Self-sacrifice'. Harvard Journal of Asiatic Studies 6. 1942. pp. 358-398. [Rpr. SP2, pp. 107-147.] прим. автора.
[23] Мф 16:25.
[24] λαγος
[25] Caland, W., Das Jaiminiya-Brahmana in Auswahl, Amsterdam Johannes Müller, 1919; pp. 13 and 14. прим. автора.
[26] В оригинале – Eater.
[27] В оригинале – Comprehensor.
[28] Fr. Edgerton, The Panchatantra Reconstructed 2, AOS. 3, 1924, 365 f. and 296 f. прим. автора.
[29] Маснави – стихотворная форма в арабо-, персо- и тюркоязычной поэтике; в узком смысле – двустишие (бейт) со смежной рифмой, но также произведение, построенное из многих подобных двустиший, каждое из которых имеет свою рифму. Кроме того, термин маснави получил распространение в качестве имени собственного: он используется для обозначения главного творения Руми, так называемой «Поэмы о скрытом смысле» (перс. Маснави-йи Ма’нави).
[30] В оригиналеDamiri.
[31] Mathnawī, III. 2738 f. and I. 997 f., with 1374, 1375 and Nicholson's notes. прим. автора.
[32] С английским переводом джатаки можно ознакомиться по адресу: http://www.sacred-texts.com/bud/j4/j4018.htm
[33] В оригинале – «crying for the moon».
[34] Перевод с пали В.Н.Топорова: http://psylib.org.ua/books/dhammap/txt24.htm
[35] В оригинале – «The mortal is obvious; avoid the snare».
[36] E. P. Evans, Animal Symbolism in Ecclesiastical Architecture, Нью-Йорк 1896, p. 329: cf. ссылка 2 выше. прим. автора.
[37] В оригинале – Whitney.
[38] Заяц (санскр.); śaśa-ańkaḥ (BG 11.39) – Луна.
[39] В оригинале – «the woman, that has been misused», т.е. дословно «женщине, которую использовали не по назначению».
[40] В оригинале – G. Hentze.
[41] Раху – демон в индийской мифологии, периодически проглатывающий Солнце или Луну, вызывая тем самым затмения. Более подробно о нём см. миф о «Пахтанье Молочного Океана», встречающийся в «Бхагавата-пуране», «Вишну-пуране» и «Махабхарате».